Не тащите меня в церковь: Не склонюсь пред алтарём. Не будите во мне беса Безразличием икон. Одержимость – это счастье: Я теперь не одинок, – Демон мой роднее брата, И верней чем всякий пёс.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Ололо. Дайрики восстановили фон и прочее.
А я доволен. Редко бываю доволен вечером. Но сейчас хорошо.
Болтаю с "женой" в асе. Ага Весело.
Завтрашний день обещает быть насыщенным.
В голове немного алкоголя и пара кило снега. Только что-то неловимо гложет изнутри.... То что прошлых дел не справить и не изменить. Всё что сделал - оно уже есть. А я был гавнюком. Ещё тем.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Надо найти работу. В течение недели.
дело не в деньгах. Деньги есть... Просто если найду работу - отец купит квартиру. Кто туда выпнется - он или я, пока хз. Но я по любому буду жить свободнее и веселее.
В голове снег. А за окном он тоже. Сыпется - первый.
За спиной очередные попытки Интегры вернуться, неразбериха на личке и возраждение команды. Пока условное.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Закрыл глаза.
Я дома. За компом. В ногах - собака. Жена влетает в квартиру. Вместе с ней запах ландышей и моря. Она смеётся, обнимает меня и целует в щеку. "Ой, я же в самолете поела, а ты приготовил? Заканчивай. Подожду" Печатаю. У неё в сумке моя книга. Уже четвертая. Пишу пятую. Пёс радостно виляет хвостом и носится вокруг хозяйки - она выгружает сувениры и подарки. А когда я выхожу из-за комп, подходит, обнимает. Нежные теплые губы. А потом "Милый, я кажется... у нас будет ребёнок". Глупо улыбаюсь.
Парк. Гуляю с повзрослевшей дочерью. У неё короткие волосы и хитрые глаза. "Папа, а ты был хорошим парнем? Мама говорит да..." "Мама сделала меня хорошим. А был я черте-кем".
Курс омоложения. Мы с женой выглядем младше дочери. она смеётся.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Постригся. О ужас.
Все парекмахеры привратно понимают "Не надо слишком коротко!" ?
Кажется все.
А еще достает быть запасным вариантом.
Для всех.
Кто-то куда-то зовет, но это только если первые пять человек в списке отказались. Девушки флиртуют - пока какой-нить пидорас-челочник далеко. И так всегда. А потом "Я понял, ты - настоящий друг, а они фигня!" Или "Ты такой хороший, я не разглядела, ты лучше чем ..." И?
Какая разница? Я не хочу быть одним из списка. Никакой номер занимать ни хочу! Ни первый ни последний. Я один. Со мной можно так, как можно только со мной. Не равняйте меня с другими... И заменой я не стану. Никогда. Можете сразу идти в жопу.
Все бесит.
Превеселенькая история с работой. С друзьями еще веселее. Бугога.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Почему вы все гавно? По определению.
Я другой. Я хуже.
Но в любом случае не собираюсь иметь с дерьмом ничего общего.
Я вам помагаю, а взамен только пачкаюсь и плохо пахну.
________________________________________________
Нет, не спорю, я сам был долгое время классическим представителем людского рода. Обманывал, подставлял, врал и изменял. Но это было в юность. Более чем три года назад. И что?
Расплата на протяжении трёх лет.
Нет. Просто я вырос.
А вы нет. Вы такие же наглые, подлые и жадные дети. "Есть только я, а все остальные - средства для получения удовольствия или выгоды"
Достало быть средством. Достало слушать ваше ЖАЛКОЕ враньё и оправдания.
Почему когда я нужен, мне ревут в трубку о том, какой я хороший и как меня ждут. А когдма МНЕ хреново, хоть бы кто откликнулся. У всех бля дела, понос, сломанные на ровном месте ноги, и секс.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Очень нужна ваша критика насчет языка и вообще текста. Готовлю материал к печати. Баги, ошибки, то за что цепляется глаз, непонятки, шероховатости - всё выискивать и критиковать нещадно. Зараннее благодарен.
Когда уже совсем не больно, И за плечом маячит смерть, Ты понимаешь – слишком сложно: Ждать, чувствовать, терпеть.
Ты знаешь цену лучшей Девушки из всех: Такая малость – слушай Свой пьяный нервный смех…
Мы слишком мало стоим, Да! к черту эту жизнь – Вас раньше было двое… Ну а сейчас – держись…
Держись, что бы дождаться смерти, Оставшись верным до конца. К чему терять слова и семя?.. У смерти добрые глаза.
Вообще-то, я представлял всё немного иначе. Ждал что-то ярче и, в то же время, проще, понятнее. Были сны. Живые, острые. Болезненные. Демоны гнались за мной, я преследовал демонов… Джулия рассказывала про измены… Вилли плакал, а затем кричал «Это ты во всём виноват!»… Ами умирала на руках. Сестрёнка в тысячный раз умирала прижимаясь к моей груди обожженным лицом… В миллионный раз хребет пробивал железный прут, а затем пламя взрыва выжигало глаза… Вдруг пришла боль. Та жуткая боль, что стала причиной условной смерти… Холод криокамеры. Холод, который не ощущался полтора века, вдруг сковал с ног до головы… Я хотел закричать – но не смог. И вдруг… Пропала чувствительность, затем проснулся. Просто открыл глаза. Медсестра приветливо улыбается, блики солнца играют на дощатом потолке, тихо поскрипывает шикарная кровать. Рука сама скользнула к лицу: щетина. Волосы, слава демонам смерти, на месте. Чуть короче, чем были, но и на том спасибо… Одежды нет. Вообще нет! Даже одеяло куда-то делось или его просто не было. Одним резким движением вскочил с кровати, взгляд бешено ищет, чем можно прикрыться. Тщетно. Стыдливо закрыл ладонями причинное место. В горле застряли слова то ли извинения, то ли гнева, то ли… Просто что-то хотелось сказать. Что бы сказать, что бы не молчать… говорить, плакать или смеяться. Девушка тихо хихикала в кулачек. Задорно заливалась, как знала наперёд мою реакцию. Хитрый прищур умных серых глаз, правильные черты лица и очаровательные, смешные веснушки. Совсем немного, как раз, что бы медсестричка казалась девочкой-подростком. Белая униформа плотно облегает точенную фигурку. Больше всего поразило – отсутствие обуви. Впрочем, учитывая мягкий, ворсистый ковёр и идеальную форму ступней – так оно правильнее. - Не стесняйтесь, всё самое интересное я уже рассмотрела. Я засмеялся. После таких снов чувство юмора упрощается до амёбы – хохотал бы и над большей глупостью. Действительно, чего стесняться медработника? Я развёл руки и снова сел на край кровати. - И как вам? Снова серебристый девичий смех: - Вполне... Странно без тату и пирсинга, правда. Огляделся. Стены мягких пастельных тонов, массивный деревянный стол, шкаф приютился в углу, правее ширма с огромным зеркалом на трёх ножках, а напротив меня – огромное окно с бесстыдно чистым небом… Такое ощущение, словно весь мир сошёл с ума, и я проснулся в прошлом. Сейчас портал откроется(такие огромные двери, даже ворота, называют порталами), из полутёмного коридора в свете факелов выйдет рыцарь. Блики пламени на помятом доспехе, в ножнах дремлет проверенный меч, а в левой руке вояка несёт тяжёлый шлем. Я посмотрю на него по-отечески строго, так, что латник тут же грохнется на одно колено и скажет нечто вроде «Вы вернулись, милорд!». Ну или как там, сейчас пишут в фентези? - Сейчас две тысячи сто восемьдесят третий год. – Фурия в белом халате жестоко надругалась над мечтой, словно прочитав мысли. - Третье мая. Одиннадцать часов утра. Мы не подключали вас к Сети, так что извините за временные неудобства. Всё-таки нельзя без полного курса адаптации. – меланхолично, будто бы увлеченная чем-то другим, ответила обладательница шикарных вьющихся волос цвета тёмного дерева. Сам так говорю, когда работаю, но надо ответить на пустяковый вопрос. – И кстати, ваши мысли я не читаю. Это делает клокбук, а так же он оформляет их в вопросы. - Мимолётный жест на дисплей в районе запястья, гаджет вначале казался татуировкой - Но вы говорите вслух, так надо, да и самому проще… кстати, а что значит фурия? Нет, это я не вам, просто вслух подумала. – Опять захихикала. - Слава богу, успокоила. Разве сегодня не первое? - Нет, два дня после разморозки вы спали. – В больших, ярких глазах появился огонёк живого интереса – И правда уникальный случай! То есть вы знаете, что происходило в мире, пока вы?… - был мертв. – Перебил. Не люблю формулировок: «замороженный», «уснувший», «крио-пациент» и т.п. – Нет, я не знаю. Только в общих чертах. Глупо удивляться осведомлённости врачей – почти полтора века прошло. Наверняка, обо мне знают больше, чем догадываюсь. - Какой-то вы нервный для покойника. – Очередная улыбка. – Мэри – изящная ручка подана, как старому приятелю. - Ирвин. – Мозг не работал. Включились рефлексы и губы мягко коснулись безупречной бархатной кожи. «Джулия увидит – оторвёт голову. Нет. Скорее яйца. Хотя… не оторвёт. Она давно умерла». Хоровод мыслей вывел из шаткого душевного равновесия. Джул, моя милая Джул… Ещё не решил, люблю тебя или ненавижу. Она не любит, когда я придерживаю дверь перед кем-то. Ревнует… Нет не так. Её больше нет. Уже сто двадцать пять лет как мертва. Значит… Ревновала… Ревновала ко всему. А уж если при знакомстве поцеловал руку даме, или в шутку послал воздушный поцелуй знакомому гею – всё. Скандал, слёзы, истерика… Черт… Сам не заметил, как заплакал. Её улыбки, поцелуи, смех, слёзы… всё настолько родное – а теперь… теперь придётся без неё. Вообще без всех, кого я знал. Наконец-то отпустил руку Мэри и натужно улыбнулся. Только бы не заметила, что слезятся глаза. Неведомый монстр Клокбук вряд ли справится с таким потоком ощещений. Это же не оформленные мысли.. Хотя чем черт не шутит… Или теперь даже черти перевелись? - Что-то беспокоит? – улыбка вмиг растаяла, уступив место профессиональной озабоченности. - Нет. Ничего. Просто… Черт, наверное, это нормально… Понимаешь… они ведь все умерли. Все. Ладно родители… знал, что переживу их. Но Джулия, Ами, Кайл… всех их убили, хотя могли бы сейчас встречать меня. Я же знаю, всего через тридцать лет, после… после моей смерти… стволовые клетки, сыворотки, курсы омоложения… – а их… убили… всех не стало. Всех! – старался подбирать слова покороче, что бы не сбиться и не расплакаться, как девчонка. Мэри пересела на кровать, точенные ручки обвили мою шею, послушно прижался щекой к упругой груди. Всё-таки заплакал. Сейчас можно. Плакать хорошо. Когда тебя понимают. Мужчине не стоит стыдиться слёз, когда он потерял всё. Невеста, сестрёнка, лучший друг… - Зачем? За..зачем вы меня воскресили? Зачем положили в этот чертов холодильник? Если бы я… Толчок в грудь. Мэри уже стоит напротив и… Не ожидал, что пощечина будет такой болезненной. Ещё один хлесткий удар… - Никогда! Так! Не! Говори! – с каждым словом на моих щеках, словно взрывалась детская петарда. Звон в ушах… Ничего себе хрупкая девушка!… - Идиот! – в больших серых глазах застыл суеверный ужас. – Ты… - и вдруг сконфужено: - простите. Простите, я забыла, что вы… Вы сами всё узнаете, только пообещайте, что никогда! Никогда-никогда не станете говорить или думать о смерти? Сижу и хлопаю глазами. Голый. Перед красивой девушкой. С красными от пощечин щеками, дорожки от слёз. Капает с подбородка. Бешенный стук сердца мешает думать о чем-то вообще… - Можно воды? И прикрыться бы чем-нибудь – голос всё ещё дрожал. Но приступ жалости к себе, кажется, прошёл. Откуда я знаю, зачем меня воскресили? Значит нужен. Могли бы просто отключить приборы, как сделали с десятком соседей по крио-камерам. - Да, конечно… - Мэри рассеянно улыбнулась и требовательно посмотрела на стол. Если бы заранее не решил ничему уже не удивляться, наверное, сделал бы какую-нибудь глупость. А так просто с удивлением наблюдал, как из древесины «выплывает» обыкновенный стакан. Бокал появился почти мгновенно, но можно было отследить, как он вырос из столешницы. Точно, так же из ниоткуда в нём появилась мутно-красная жидкость. - Грейпфрутовый сок. Ты ведь его любишь? – Мэри вручила мне стакан, а я сидел и глупо хлопал глазами. - Это как?.. - Ой… это же часть адаптации… Извини… Просто ты мой второй пациент. Путаюсь – покраснела, глазки стыдливо прикрыли длинные ресницы. Всё-таки фурия от медицины была писанной красавицей. Её бы на обложку журнала и… - Нет, что ты! Просто критерии красоты изменились! – она покраснела ещё больше, я даже не обиделся, что снова читает мысли – Понимаешь, ваше поколение… болезни, плохая экология, недоступная пластическая хирургия, да и само отношение к пластике… Вы тоже не могли назвать привлекательными античные эталоны красоты, а мы… Нет-нет, мужчины сильно не изменились. Разве только чуть выше и сильнее, а девушки… Не знаю… В любом случае, мы всегда ищем что-то особенное… и, кстати, эстетически неполноценные люди сейчас куда популярнее обычных… Я пил сок крупными глотками слушая сбивчивые объяснения. Значит я урод. «Эстетически-неполноценный». Иначе зачем приплетать этот оборот? А ведь был моделью. Может где ещё сохранились журналы с Ирвином Тенгу на обложке… - Вот… А про стакан… Понимаешь – всё, вообще всё, теперь покрыто тонким слоем нано-машин, а каждый предмет мебели имеет дополнительный запас молекулярного сырья. Да-да, это официальная формулировка, так что запомни. Почти вся техника управляется мысле-образами, то есть если захочешь поесть или выпить чего-то – просто представь себе блюдо. Тоже касается одежды и вещей первой необходимости. Есть конечно, программируемые костюмы, вроде моего… -она провела ладошкой по белоснежной ткани халата – Но что бы но чтобы пользоваться спецтехникой надо освоить бытовую. – Кажется и забыла про недавний мой срыв. – Вот посмотри на стол(это простейший манипулятор материи) и представь, что на нём лежит… ну в чем тебе удобнее всего ходить дома? Можешь поставить стакан на место и сказать или подумать «Не нужен». Он вновь станет переходным материалом. Всё очень сложно? - да нет… Просто… неожиданно. Ты извини, что сорвался. Я же… да ладно. Сорвался и сорвался. Не изменить уже. Стакан исчез в столешнице почти мгновенно. Я старательно пытался представить себе какую-то одежду но… Даже не заметил, как рука привычно скользнула на тумбочку возле кровати.Искал телефон. Всегда, просыпаясь, проверял: нет ли смс от сестрёнки… Глупо конечно, но уже вошло в рефлексы. Лакированная древесина столешницы подернулась рябью и как будто из ниоткуда соткался мой мобильный телефон. Точнее новый, той же марки. Судя по взгляду медсестры – что-то чудовищное и непонятное. Я засмеялся, и просто представил себе, как кутаюсь в домашний уютный халат. Тотчас он возник рядом с телефоном. - Так быстро? Обычно все по часу мучаются… - Ну не знаю… Я тоже не сразу понял, что надо передавать ощущениями… Или? - Можно и так, но это сложнее! Проще оформленной командой. Вроде «халат такой-то, такого-то цвета, такого-то размера» проговариваешь про себя и снабжаешь образом… И ещё… тут не получится создать алкоголь, наркотики или оружие. Это бытовой манипулятор. А ты покажешь, почему плакал? - Покажу? - Ну да… рассказывать долго. Просто… я сейчас настроюсь на тебя и… вспомнишь, от чего тебе больно? Я попробую помочь. Не бойся, я же врач… - Как-то всё сумбурно… Потом расскажешь, как это работает? Не ожидал такого рывка в техноло… Мэри дотронулась до моих висков теплыми влажными пальцами, всё вокруг перестало существовать, кроме снов, памяти и боли… В безумном водовороте чувств я теперь не один. Где-то рядом Мэри настойчиво просит показать, то что вызвало дикую боль в сердце и вышибло слёзы из глаз…
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Жизнь идёт и люди...
читать дальшеНаверное, меняются. Точнее меняется антураж, а то что было внутри - остается прежним. Забавно.
Нас меняют обстоятельства, общетво и всё-всё-всё. Но сама суть - на месте.
Был ребёнок, который лез в драку с кулаками на всех и отнимал игрушки - и остался таким же. Чем бы не занимался, где бы не проходил школу жизни. Он может быть даже вполне себе обходительным и галантым, умным, честным... Но как был забиякой так и остался.
Вот и живут внутри нас маленькие такие сказочники, забияки, мечтатели, рохли, трусишки, смельчаки, рыцари, врунишки и... даже шлюхи.
Только иногда бывает так, что маленькая фея, робкая и чистая, вдруг становится... ну хоть проституткой. Вот стала и всё. Жизнь сделала - а внутри живёт ангелок свято верящий в любовь и мечтающий о принце. А маленькая шалавка, что целовала всех мальчиков подряд за конфеты вырастает такой правильной фифой и девственницей до свадьбы... только продает невинность банкиру, как можно выгоднее. Забавно. С мальчишками ещё смешнее.
Я всё-время был маленьким мечтателем. Подальше от всех. В четыре года научился читать. Уже в пять лет сам писал сказки и стихи(местами даже очень взрослые). Прдумывал игры... и плакал если видел несправедливость. Рохлей был. И остался. Пусть в некоторых кампаниях меня считали или считают заводилой. Пусть думают что я умею драться и фехтовать. Я ведь и вправду умею. Но мне как и раньше, в детстве слишком часто хочется плакать, или залезть на подоконник и мечтать. Смешно...
А ещё... мечтаю найти человека который верен себе. Верен ребёнку внутри. Кого не сломали, не перегнули и не заставили против роли играть чужую роль.
Черная смерть и тролли Das_Chrom: Вчера на просторах рунета нашел картину "Лесной тролль", вспомнил, что когда-то в детстве видел ее в одной из книг серии "Сказки народов севера". Не мог пройти мимо и решил поинтересоваться автором... Теодор Северин Киттельсен (27 апреля 1857 г. – 21 января 1914 г.) — норвежский художник, график и иллюстратор сказок, знаменитый своими пейзажами и рисунками на мифологические сюжеты, в первую очередь изображениями троллей. Его творчество пропитано духом северных лесов и скал, духом древних норвежских преданий, завораживает своей непривычной простотой, в глубинах которой таится непостижимая тайна.
“Мне более всего по душе таинственное, сказочное и величественное в нашей природе, и если я не смогу впредь совмещать свою работу с разумным изучением природы, я боюсь, что невольно отупею в своих чувствах.” Потрясающе и жуткоКартины Киттельсена открыли для норвежцев не только внешнюю красоту природы, но и её внутреннюю, потаённую жизнь, скрытую от глаз постороннего наблюдателя. Старый друг Киттельсена художник Кристиан Скредсвиг посвятил ему следующие слова: «Киттельсен оставил после себя пустоту. Он был уникален - и не будет никого, кто за ним последует. Даже тролли исчезли навсегда вместе с ним. Во всяком случае, я никогда не видел их с тех пор». Самой личной, самой страшной и потрясающей книгой Киттельсена стала «Чёрная Смерть» (Svartedauen), над которой он работал в 1894-1895 гг. Это иллюстрированная поэма, включающая 15 стихотворений и 45 рисунков и повествующая о самом жутком и трагическом событии в норвежской истории - эпидемии чумы, прошедшей по всей Европе в середине XIV века и унесшей жизни больше половины норвежцев. Образ старухи, которая ходит по стране и сметает «в кучу мёртвых» всё живое, что попадается на пути, навеян как норвежским фольклором, так и жизненными впечатлениями художника. Старуха, которую звали «Чумой» и которая отличалась пугающей внешностью и не самым приятным характером, когда-то потревожила жизнь молодой четы Киттельсенов. Момент их встречи Киттельсен отобразил на картине «Чума на лестнице». По его словам, у новой знакомой была зеленовато-желтая кожа с темными пятнами и глубоко посаженные глаза, в которых поблескивал злобный огонек. Изображая Чуму, Киттельсен следует норвежским средневековым легендам, согласно которым - это уродливая старуха с граблями и метлой, если она возьмется за метлу, то начисто выметет все население, если же орудует граблями, то хотя бы кому-то удастся проскользнуть между их зубьями. Как заметили исследователи его творчества, серия про чуму интересна еще и тем, что некоторые картины представлены с точки зрения ребенка - высота зрителя над полом, как раз соответствует росту малыша, например, на картине с мышами он видит только пол и кровать со скелетом, но ничего выше нее.
Чума идет Тихо, тихо Я буду лететь. Останутся только Вода и камни. Бескрайний серый Берег морской Лежит одиноко, Холодный, печальный. Белые кости, Останки мёртвых Тают бесследно В песке, средь камней. Смолкли последние Звуки песни Погребальной. Средь бескрайней Мглы забвенья Пропадают. Всюду капли. Тихо, тихо Мириады Исчезают. еще несколько картин, в частности - тролли
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Схожу с ума.
Нервные срывы. Прыгающие мысли. Злость на других и на себя.
И одна маленькая, простая истина - вы все - это вы. Где-то несоизмеримо далеко.
А я - здесь. И у меня есть только я. Все проблеммы, вся боль, весь смех внутри.
Всё остальное так отдаленно, что просто не заслуживает внимания. Надо уйти в себя и заняться делом - работой, учебой, саморазвитием, да чем угодно - главное не тратить драгоценное время и ещё более дорогие нервы на других.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Схожу с ума.
Нервные срывы. Прыгающие мысли. Злость на других и на себя.
И одна маленькая, простая истина - вы все - это вы. Где-то несоизмеримо далеко.
А я - здесь. И у меня есть только я. Все проблеммы, вся боль, весь смех внутри.
Всё остальное так отдаленно, что просто не заслуживает внимания. Надо уйти в себя и заняться делом - работой, учебой, саморазвитием, да чем угодно - главное не тратить драгоценное время и ещё более дорогие нервы на других.
Мне крылья зашивали нитью, струной к ним пришивали сталь...
Схожу с ума.
Нервные срывы. Прыгающие мысли. Злость на других и на себя.
И одна маленькая, простая истина - вы все - это вы. Где-то несоизмеримо далеко.
А я - здесь. И у меня есть только я. Все проблеммы, вся боль, весь смех внутри.
Всё остальное так отдаленно, что просто не заслуживает внимания. Надо уйти в себя и заняться делом - работой, учебой, саморазвитием, да чем угодно - главное не тратить драгоценное время и ещё более дорогие нервы на других.